С момента первого открытия того, что ферментированный виноградный сок дал напиток, который был не только приятным на вкус, но и обладал способностью оказывать глубокое физиологическое воздействие на его пьющего, вино стало проникать в различные слои существования человека. Оно не только приобрело экономическое значение как продукт земли, из которой можно извлечь прибыль путем эксплуатации труда, но и стало мощным символом фундаментального цикла жизни, смерти и возрождения. Оно не только представляет сущность жизни как символ сущности божества, но также является средством, с помощью которого пьющий может войти в присутствие божества.
Физиологическое воздействие вина на тех, кто его употребляет, мало изменилось за тысячелетия, и хотя последние технологические инновации позволили создать новые сорта винограда и методы виноделия, основные экологические меры контроля в области виноградарства также в целом остались прежними. Однако каждое поколение использовало вино и виноградную лозу как выражение своей собственной культуры, создавая слои изменяющегося значения на этих основных констант. Попытаемся выяснить некоторые взаимодействия между теми элементами в культуре виноградной лозы, которые остались относительно стабильными, и теми, которые претерпели изменения. Сгруппируем их под четырьмя заголовками: идеологические, касающиеся способов, которыми люди оправдывают свое поведение; социальное, через которое они общались друг с другом через личные отношения; экономические, связанные с системами производства, излишней экспроприации и обмена; и политическое, благодаря которому были осуществлены власть и контроль.
Начиная с идеологических факторов, очевидно, что происхождение виноградарства и виноделия было тесно связано с появлением определенного религиозного опыта, в котором символы в окружающей среде использовались как способы объяснения и понимания сложностей человеческой жизни. В частности, виноградная лоза стала рассматриваться как мощный символ смерти и возрождения, а ее продукт - вино, как средство соприкосновения с силами, которые, как было видно, контролируют судьбу человека. Тем не менее, так как лозы символически сочетали в себе противопоставление жизни и смерти, так и вино можно рассматривать как обладающее как добрыми, так и злыми атрибутами. В ограниченных количествах вино было полезным и приводило к приятным переживаниям, но в избытке оно было опасным как для отдельного человека, так и для общества. Что вызвало необходимость кодификации правил поведения, которые общество считало разумными и которые не разрушили бы саму его структуру.
Развитие ритуалов и символизма Диониса может частично рассматриваться как отражение этой первоначальной интеграции вина в мировоззрение народов юго-западной Азии и восточного Средиземноморья. Как только вино стало частью религиозного опыта греческой культуры, выращивание виноградников быстро распространилось вместе с расширением влияния греческой культуры в бассейне Средиземного моря. Однако ко времени возникновения Римской империи религиозная роль вина и лозы относительно уменьшилась, и экономические факторы стали играть важнейшую роль в оказании влияния на организацию виноградарства и торговлю вином.
Включение вина в христианские образы и символику также способствовало сохранению его культурного значения после распада Западной Римской империи. Хотя ритуальное использование вина в христианской евхаристии, вероятно, в прошлом было преувеличено как фактор, ведущий к выживанию виноградарства в раннем средневековье, положение вина в христианской культуре было таким, что оно обеспечило себе место в культурном пейзаже средневековой Европы. Дальнейшее идеологическое влияние на практику виноградарства распространявшегося ислама привело к серьезному сокращению производства вина с восьмого века. Однако, опять же, очевидно, что виноградники продолжали возделывать в большинстве исламских стран, и что основным эффектом исламских запретов на потребление алкоголя было, вероятно, поощрение выращивания сладкого винограда для еды, а не полное уничтожение виноградников.
Обращаясь к социальным влияниям, становится очевидным, что вино выполняло ряд различных функций, частично в зависимости от экологического контекста его производства. В доисторической Месопотамии и Египте вино было главной прерогативой правящей элиты общества, а пиво было обычным напитком для бедных. Это во многом отражало дефицит вина в этих странах и трудности его производства в таких условиях. С распространением виноградарства в Средиземноморье, где виноградные лозы процветали быстрее и где ферментация винограда была легкой, вино стало предпочтительным алкогольным напитком всех слоев общества. На это частично повлияло принятие культа Диониса и экономическое развитие коммерческого виноградарства, но это также отразило основные условия окружающей среды. Впоследствии смещение экономической и политической власти на север в средневековый период вновь привело к принятию вина в качестве одного из символов правящих классов, отчасти из-за трудностей производства вина в Северной Европе и стоимости его доставки. В то же время в южной Европе вино оставалось важной частью как крестьянской сельскохозяйственной системы, так и крестьянской общественной жизни.
В связи с глобальным расширением европейской политической власти в шестнадцатом и семнадцатом веках, виноградарство стало частью объединенного культурного наступления испанских конкистадоров в те части мира, где ранее отсутствовало выращивание винограда. И в этих странах европейская культура вступала в конфликт с местными культурами, со своими собственными типами стимуляции и своими божествами. Более того, это было время увеличения потребления алкоголя в экономическом центре Европы, и, поскольку условия торговли улучшились, благодаря чему вино стало там более доступным, правящие классы снова обратились к новым типам напитков как символам своего социального положения. Вместо того, чтобы покупать вина, которые выдерживались всего год, социально привилегированные слои стран Северной Европы, начали обращаться к приобретению новых видов вина, таких как шампанское и новые французские вина, которые финансово были недоступны бедным. Только в двадцатом веке вино стало более доступным для большей части населения северной Европы, и возросшее потребление вина в этих странах в последние годы отчасти можно рассматривать как отражение стремления людей приобрести символ социального благополучия, которое глубоко укоренилось в их культуре.
Как показывают приведенные выше примеры, социальная роль вина находилась под сильным влиянием экономических соображений спроса и предложения, методов производства и видов контроля рабочей силы, используемых в этом производстве. Однако в центре любого понимания этих экономических процессов были физические характеристики производства винограда и вина. В частности, ежегодная изменчивость урожайности винограда и временной интервал между посадкой виноградника и его первым значимым производством, как правило, приводили к дисбалансу между уровнями спроса и предложения, что привело к кризисам в виноградарской экономике. Хорошие примеры таких кризисов можно увидеть в избыточной посадке виноградных лоз в Кампании после извержения Везувия в 79 г. н.э., в аграрном кризисе XIV века в Бургундии и в циклической модели перепроизводства и кризиса в Европе и Северной Америке в конце девятнадцатого и начала двадцатого веков. Часто эти кризисы были вызваны внешними факторами, которые привели к значительным нарушениям традиционного баланса между спросом и предложением, как винограда, так и вина. Однако сокращение предложения в периоды высокого спроса почти всегда приводило к периоду высоких цен на виноград, что стимулировало последующую посадку виноградных лоз. Из-за продолжительности времени, необходимого для достижения максимальной урожайности, всегда наблюдается задержка возврата к предыдущим уровням производства, составляющая около четырех лет, в течение которых цены, как правило, остаются высокими, что побуждает все больше фермеров сажать виноград в надежде на прибыль. Это неизменно приводило к перепроизводству винограда, падению цен и, как следствие, к кризису, при котором выращивание винограда перестало приносить прибыль, и обычно для восстановления приблизительного баланса между спросом и предложением потребовалось несколько таких циклов. В течение двадцатого века был внесен ряд технических и законодательных изменений, чтобы смягчить такие циклы, особенно в Европейском сообществе, но в Калифорнии, например, где такое законодательство гораздо менее развито, по-прежнему отмечаются циклические колебания цен на виноград.
Хотя виноградарство и виноделие характеризуются весьма разнообразными системами контроля труда, они, как правило, всегда были более трудоемкими по сравнению с другими видами сельского хозяйства. В римский период производство крестьянских вин существовало как часть экономики, основанной главным образом на натуральном хозяйстве, наряду с крупными виллами, предназначенными для производства излишков путем эксплуатации рабского труда. Действительно, выживание крестьянского виноделия в разных частях Европы, по-видимому, с тех пор является одной из относительно постоянных черт виноградарства и торговли вином. В средневековый период излишки вина также добывались классами землевладельцев посредством различных систем ренты в натуральном выражении, договоренностей о разделе акций и прямой эксплуатации трудовых услуг. Невозможно понять последующее внедрение систем наемного труда, хотя, за исключением реорганизации винной торговли в целом, которая произошла в шестнадцатом веке. До 1500 года прибыль в торговле вином была достигнута, главным образом, в результате спроса в тех областях, где вино не производилось.
Поэтому на протяжении большей части средневекового периода торговля вином вращалась вокруг получения коммерческой прибыли. Однако начиная с шестнадцатого века и, особенно в семнадцатом и восемнадцатом веках деньги все больше вкладывались в производство вина, а не в просто торговый процесс. Таким образом, виноградники были посажены на землях, на которых они ранее отсутствовали, например, на атлантических островах и в южной части Африки, и капитал стал все больше вкладываться в создание новых вин в традиционных областях виноградарства. Существенной характеристикой этих новых вин было то, что капитал был вложен в их производство в прямом ожидании увеличения прибыли. Следовательно, вместо того, чтобы полагаться на традиционные системы землевладения и обеспечения рабочей силой, для производителей вин стало все более важным, чтобы качественный экспортный рынок обратился к наемному труду для своего производства.
Это также было связано с разделением винного рынка на два основных сектора, что дало производителям вина выбор в экономической стратегии, которую они приняли. В течение большей части средневекового периода качество вина, доступного на международном рынке, было относительно невысоким, при этом основное различие было в том, что касается сладких вин Средиземноморья и более сухих и более легких, произведенных во Франции и Германии. Однако начиная с XVII века рост городского населения Северной Европы привел к значительному увеличению спроса на дешевые, некачественные вина, примерно в то же время, когда правящие классы стремились употреблять высококачественные вина в качестве символов их социального престижа. Поэтому несколько производителей вина, как, например, в частях Медока и Шампани, сконцентрировались на верхнем сегменте рынка, тогда как большинство, особенно в регионах, близких к крупным городам, искали все возможные способы, включая широко распространенную фальсификацию вин, расширить количество своей продукции более или менее независимо от качества. Это всего лишь один пример гораздо более общего наблюдения, что, поскольку спрос на вино в прошлом рос, как правило, у производителей вина была тенденция концентрироваться на увеличении производства, при этом мало внимания уделялось качеству их вин, тогда как во времена снижения спроса больший упор делался на качество. Это отчасти объясняет изменение акцента в первом веке нашей эры с производства качественного вина на поставку массовых вин для быстро растущего городского рынка Италии, а также повышенное внимание, которое уделяется улучшению качества вина во всем мире. В то время, когда потребление вина в части стран-производителей вина находится в упадке.
Еще одной важной экономической тенденцией, которая произошла за последнее столетие, стала возрастающая вертикальная интеграция винодельческой промышленности. В то время как вино значительно более разнообразно, чем пиво или спиртные напитки, в производстве и продаже вина все больше доминируют глобальные корпорации, объединяющие ряд производственных, оптовых и розничных компаний. Даже в Соединенных Штатах Америки, где законодательство запрещает компаниям-производителям вина владеть большим количеством розничных торговых точек для своей продукции, несколько крупных винодельческих компаний контролируют большую часть винодельческой промышленности.
Наконец, вино подвергалось политическому контролю на протяжении всей своей истории. Налоги и таможенные пошлины регулярно взимались с производства вина и обмена, формируя часть доходов правительств, столь же разнообразных, как доходы имперского Рима, средневековой Англии и современной Швеции. Однако правительства также были обеспокоены регулированием торговли вином, пользуясь при этом тремя основными способами: путем стимулирования внутреннего производства с помощью ограничения импорта, путем попыток контролировать мошенническое производство и распространение вина и путем навязывания как прямых, так и косвенных ограничений на потребление вина. Среди наиболее ярких примеров политического вмешательства были сходные попытки Домициана в 79 г. н.э. и Филиппа II в 1595 г. ограничить производство вина в периферийных частях их империй. Точно так же британское правительство регулярно использовало дифференцированное налогообложение торговли вином в период средневековья и ранней современности для реализации более широких политических целей, особенно в отношении экономических и политических конфликтов с Францией. В рамках своей собственной политики большинство правительств также отразили обеспокоенность общественности по поводу мошеннических действий, приняв законодательство, стремясь обеспечить, чтобы незапятнанное вино подавалось стандартными мерами.
Однако наиболее строгие меры контроля за потреблением вина были обусловлены главным образом взаимодействием ряда политических, социальных и идеологических интересов, связанных с призывами к полному запрещению алкоголя. Неблагоприятное физиологическое влияние алкоголя привело к широко распространенному осуждению его употребления, причем самая ранняя обеспокоенность по поводу непереносимости возникла, по-видимому, примерно в 1300 г. до н.э. в Египте (Остин, 1985). Хотя имеются убедительные доказательства того, что высокие уровни потребления алкоголя напрямую связаны, в национальном масштабе, с высокой смертностью от цирроза печени и другими медицинскими проблемами, медицинские показания, как правило, не были в числе оснований для его запрета. Вместо этого критика алкоголя, как правило, либо была сосредоточена на социальных проблемах, таких как разлад семейной жизни и рост преступности, либо была выражена идеологически, утверждениями, что алкоголь по своей природе является злом и поэтому должен быть запрещен. Против этих аргументов возражали экономические интересы производителей вина, которые обычно могли манипулировать балансом сил на политической арене из-за суммы доходов, которые правительства получают за счет налогообложения алкоголя. Однако, с ростом внимания к измерению реальных финансовых затрат общества на потребление алкоголя, с точки зрения оказания медицинской помощи, потери рабочей силы и роста криминала, политическая сила антиалкогольного лобби в настоящее время, похоже, растет.
Однако большинство анализов социальных проблем, связанных со злоупотреблением алкоголем, не могут удовлетворительно провести различие между употреблением различных видов алкоголя, и в своей защите сторонники потребления вина часто указывали на положительные преимущества, связанные с умеренным потреблением вина с едой. Например, в 1942 г. Калифорнийский консультативный совет по винам выпустил книгу, посвященную терапевтическому использованию вина, в которой утверждалось, что его можно использовать с пользой для лечения органов пищеварения, почек, сердечно-сосудистой, дыхательной и нервной систем, сахарного диабета, острых инфекций, а также при лечении пожилых и выздоравливающих. Совсем недавно большинство сторонников вина указали на исследования, которые показывают, что крепкий алкоголь всасывается в кровь гораздо быстрее, чем вино, и, следовательно, потребление эквивалентного количества различных видов алкоголя может привести к заметно различным уровням алкоголя в крови и физиологическим эффектам в период сразу после их употребления.
Все общества разработали некоторую форму спасения от суровости материальной и социальной жизни, и в тех, которые возникли вокруг берега Средиземного моря, это спасение было найдено в утешении вином. В других местах табак, различные формы ферментированных фруктов и растений и другие наркотические вещества служили одной и той же цели, и то, были ли они запрещены, во многом зависело от угрозы, которую они представляли для общественного порядка. Таким образом, настоящие дебаты по поводу алкоголя касаются взаимосвязи между правами человека и общества, определяемыми и контролируемыми на политической арене государственным законодательством. Действительно, растущий уровень потребления алкоголя и алкоголизма в девятнадцатом веке может быть частично истолкован как реакция на дегуманизирующие последствия убогих городских условий жизни и социальных требований фабричной системы, которая все больше отделяет людей от природы. Одним из способов, с помощью которого люди могли вернуться к природе в весьма реальном смысле и избежать связей социального контроля, было употребление алкоголя.
Историческая география виноградарства отражает сложную сеть социальных, политических, экономических и идеологических взаимодействий, которые изменили мир за последние шесть тысяч лет. Ни одно влияние полностью не доминировало и не определяло процессы, связанные с выращиванием винограда и торговлей вином в каком-либо конкретном случае, но есть некоторые свидетельства того, что со временем, особенно с ростом господства капиталистических производственных отношений в последние два столетия, роль идеологии все более подчиняется роли экономики.
